Аннотация
Побаливала голова. Старик, отвлекшись от книги, пошевелил ногой, и она показалась ему плотно охваченной каким-то чужеродным веществом, может быть, питающимся его плотью. Его существование с некоторых пор отравляли бесплодные размышления о ничтожной и глупо разрушающей до окончательности свою жизнь жене. Это разрушение ужасало Ивана Петровича как пример очевидной неправильности, противоестественности, и с отчаянием, с болью он сознавал, что не в силах остановить страшный процесс распада совсем не чуждого ему существа. Перед лицом близкой смерти, когда следовало бы думать исключительно о собственной душе, а не о более или менее посторонних внутреннему человеку вещах, подобные размышления и навеваемые ими кошмарные видения были и отравой, и игрушкой, и бременем, и развлечением. Иван Петрович накрепко сжился с ними, и - стоило ему вывалиться из чтения - только они свидетельствовали о наличии у него сознания и позволяли чувствовать себя живущим в реальном мире, а не в чьем-то прихотливом воображении. Прекрасное выходило средство, воистину целительное. Благодаря ему он не опускался, не дряхлел по-настоящему, не скатывался на уровень животного.